ЗАГОРОДНЫЙ ДОМ И «ДОБРАЯ СТАРАЯ АНГЛИЯ»

Загородное поместье аристократов — место не только уютное и мирное (а значит, идеально подходящее для загадочного убийства), но и символ «старой доброй Англии», оплот традиции.
Многие столетия собственность на земли и дом передавалась по майорату — то есть была неделима и переходила по мужской линии от отца к старшему сыну или к ближайшему родственнику мужского пола. Частенько случается, что после смерти хозяина дом должен отойти не его жене и дочерям, а какому-нибудь неприятному двоюродному племяннику, а матушки присматривают своим дочкам исключительно старших сыновей.
Однако в Первой мировой войне погибло огромное количество молодых аристократов, и многие семейства остались без наследников. Кроме того, ввели высокие налоги на собственность, и содержать усадьбу стало очень непросто. Все чаще старинные дома английской знати попадали в руки нуворишей, земли дробились и продавались под застройку, железные дороги и автомобили проникали в самые удаленные уголки.

АНГЛИЙСКИЙ ДОМ
Важнее дома для англичанина может быть только сад. Английским домам часто дают имена. Иногда часть названия указывает на тип дома: «корт» обычно выстроен вокруг внутреннего двора, «холл» скорей всего будет большим особняком, принадлежащим старинной аристократической семье; «грэндж» мог быть построен на месте старинного амбара — обычно такой дом находится на отшибе и примыкает к ферме. Современные англичане, впрочем, воспринимают слово «грэндж» (grange) просто как общее название деревенского дома, значение «хранилище зерна» устарело и мало кому известно.
В начале XX века немецкий архитектор и дипломат Герман Мутезиус, долго живший в Англии, восторженно описал устройство английского дома в трехтомном труде, который так и называется: «Английский дом». В частности, он отмечает, что двери в английском доме всегда открываются так, чтобы входящий не мог сразу увидеть «стратегические» части комнаты (например, кресло у камина). Таким образом тот, кто находится внутри, не оказывается застигнутым врасплох и может приготовиться к общению. Усадьба обычно скрыта от посторонних глаз за воротами; в саду можно найти уединенную беседку, дом полон потайных уголков. Особенно затейливые тайники встречаются в домах, построенных в период гонений на католических священников. Когда Рональд Нокс в своих десяти правилах детектива предостерегает от злоупотребления потайными ходами, он тут же добавляет, что такой прием допустим в случае, если для него есть исторические основания: «Когда я сам ввожу в повествования тайники, то обязательно заранее сообщаю, что дом принадлежал католикам во времена гонений». С гонениями на католических священников (приблизительно 1560-1640-е гг.) связан обычай делать в деревенских домах окна с секретом, в которых вся рама целиком съезжает вниз при нажатии на спрятанную пружину.
Другая яркая черта английского дома — «разделение сфер». Существует главный вход и вход для торговцев, лестница для хозяев и лестница для слуг, служебные помещения и жилая часть дома, «парадные комнаты» и комнаты для личного пользования. Практически всегда кухня отделена от судомойни, ванная комната — от туалета, детская делится на «ночную» и «дневную».
Что касается чрезвычайно важного разделения пространства на мужское и женское, то дом, в принципе, — скорее женское царство, в то время как сфера мужчины — парламент, контора, клуб. Герман Мутезиус выказывает некоторое удивление по поводу того, что у хозяина, как правило, нет даже собственного кабинета. «У англичан не принято работать дома», — замечает он. Если хозяин художник — он работает в отдельной студии, если банкир — трудится у себя в банке. (Как тут не вспомнить диккенсовского мистера Уэммика: «Контора одно, личная жизнь — другое»).

НАЗНАЧЕНИЕ НЕКОТОРЫХ КОМНАТ
Спальня и гардеробная

Спальня считалась женской комнатой — в этой комнате женщина переодевалась и приводила себя в порядок; здесь же стоял ее туалетный столик. В более просторных домах бывала и отдельная женская гардеробная. Но гардеробная мужа (dressing room), примыкающая к спальне жены, — практически обязательная деталь любого английского дома, как загородного, так и городского. Это символ прежней концепции брака, когда между мужем и женой сохранялась дистанция и у каждого было свое личное пространство. В мужской гардеробной часто находилось отдельное спальное место, иногда мужчина использовал эту комнату как кабинет. Мутезиус называет такое устройство «большим культурным преимуществом».

Нижняя гардеробная, чулан и холл

Комнаты в английском доме так разнообразны по своим функциям и названиям, что это часто создает трудности при переводе. Например, и dressing room, и cloak room переводятся обычно как «гардеробная», между тем это совершенно разные помещения. Cloak room, которую мы вынуждены были громоздко называть гардеробной для верхней одежды, чтобы не путать ее с хозяйской гардеробной при спальне, всегда находится на первом этаже дома, недалеко от входа, и предназначена исключительно для мужских пальто и плащей. Женщины, приходящие в дом на обед или на праздник, снимали пальто наверху, в специально отведенной для этого комнате. Недалеко от входа находился и обувной чулан, служивший для хранения и для чистки обуви. Специального помещения для телефона в домах, разумеется, не было, поскольку в начале века телефон был еще относительным новшеством, — чаще всего его устанавливали в холле, иногда в больших домах использовались телефонные будки.

Холл в английских домах, как правило, очень просторный и имеет главным образом декоративную функцию. В Средние века холл был, в сущности, единственным жилым помещением в доме — здесь устраивались пиры, здесь же спали и хозяева и слуги. С течением времени холл утратил эти функции, но, странным образом, отчасти сохранил свой статус помещения, по которому гости будут судить о хозяине. В XVIII веке его часто украшали мраморными колоннами и картинами, и даже в более поздние и более прагматичные времена сохранилась традиция выставлять в холле всевозможные сувениры и редкости. Кроме того, холл — центр дома: сюда выходят все помещения, коридоры и переходы.

Гостиная и столовая

Столовая (dining room) стала специальной комнатой, используемой исключительно для приема пищи, только в XIX веке. С этого времени стол постоянно находится на середине комнаты — раньше стол и стулья отодвигали к стене после обеда. Столовая традиционно считается «мужской» комнатой — для ее отделки используются более темные цвета, там стоит более строгая мебель. После обеда дамы обычно удалялись в гостиную, давая возможность мужчинам спокойно выпить и покурить без облагораживающего — и сковывающего — дамского общества. Поскольку до обеда все должны перейти из гостиной в столовую, а после — из столовой в гостиную, эти две комнаты обычно располагаются так, чтобы подобного рода передвижения были максимально удобны: например, двери этих комнат могут находиться напротив друг друга через холл. Кроме того, столовая должна располагаться удобно по отношению к кухне.
Гостиная (drawing room) вначале была комнатой «для личного пользования», куда удалялись хозяева, чтобы побыть в тишине и покое (полное название этого помещения — withdrawing room, т. е. комната, куда удаляются). Со временем, однако, гостиная стала одной из «парадных» комнат дома, где хозяева и гости собирались до и после обеда — для беседы, чтения, музицирования и пр. Комната эта традиционно считается женской, с более светлой и легкой отделкой, чем столовая, здесь самые лучшие виды из окон и много света, что обеспечивается в том числе «французскими окнами» — так называют в Англии большие стеклянные двери, выходящие в сад. Обычной чертой гостиной также являются эркеры — оконные ниши, в которых расположены уютные сиденья (window seats) — нечто среднее между диваном и подоконником.
В зависимости от величины дома в нем может быть специальная комната для завтрака, менее помпезная, чем столовая, и предназначенная только для своих, а также всевозможные «малые гостиные» — например, «утренняя комната» (morning room), где хозяйка дома проводит первую половину дня и принимает ранних посетителей.

МИР ИЛЛЮЗИЙ - КИНЕМАТОГРАФ

В межвоенную эпоху кино заняло особое место в жизни страны. До Первой мировой войны синематограф оставался забавным курьезом, не более чем «движущимися картинками». Постепенно новое развлечение завоевывало все большую популярность, успешно соперничая с пабами, мюзик-холлами и спортивными состязаниями. Центр мирового кинопроизводства уже тогда находился в Голливуде, и другие национальные кинематографы с трудом могли соперничать с этим гигантом; англичанин Чаплин стал всемирной знаменитостью только после того, как уехал в Америку.
Как любое новшество, кинематограф у многих вызывал недовольство. Его обвиняли в безнравственности, в пропаганде секса и насилия, в восхвалении распутного образа жизни и американских ценностей, чуждых простому британскому труженику. Из-за него, утверждали критики, слуги начинают себя вести как кинозвезды, а туземцы в колониях, насмотревшись американских мелодрам, теряют уважение к белому человеку. И конечно, особой прозорливости не требовалось, чтобы понять, что в кино ходят не только ради фильмов: кинозал обеспечивал темноту, укромность и иллюзию анонимности. Поскольку львиную долю зрителей составляли женщины, блюстители морали били тревогу.

В отличие от Голливуда, не затронутого тяготами Первой мировой войны, киностудии Великобритании зарождались и выживали в куда более тяжелых условиях. Неудивительно, что с 1914 г. (когда еще была актуальна военная хроника) по 1926-й доля отечественного кино на британском кинорынке упала с 25 до 5 процентов.
Чтобы хотя бы частично смягчить пагубное влияние американского кинематографа и не желая окончательно сдавать иностранцам потенциально прибыльный британский кинорынок, в 1927 г. парламент принял «Акт о кинематографических фильмах», устанавливающий квоту для отечественной кинопродукции в прокате на десять лет. Статистически акт оказался безусловно успешным, хотя историки считают, что большой пользы от него не было. Некоторые студии стали имитировать голливудские блокбастеры (такого слова тогда не было, но явление было — например, фильм «Бен-Гур» 1925 г. с уникальной сценой колесничных скачек был типичным блокбастером). Конечно, британские имитации не окупались. С другой стороны, закон породил огромное количество низкобюджетных «однодневок для квоты» (quota quickies). Скорее всего, «Эми Робсарт», которую снимают герои Хэйра, — одна из подобных однодневок. Они делались «на коленке» и никакими художественными достоинствами не отличались. Тем не менее они помогли британской киноиндустрии удержаться на плаву в худшие для нее времена. С них начали свою карьеру многие блестящие кинематографисты, например Альфред Хичкок. В 1929 г. он снял «Шантаж», который считается первым британским звуковым фильмом. До отъезда в Голливуд Хичкок снял такие важные для его карьеры триллеры, как «39 ступеней» и «Леди исчезает».

Изобретение звукового кино во многом усложнило жизнь и актерам — не только иностранным, которые внезапно поголовно остались без работы, но и многим британским актерам с сильными региональными акцентами. Тем не менее, несмотря на все сложности, в 1930-е гг. британская киноиндустрия испытала настоящий бум. Появились звуковые картины и, несмотря на проблемы с синхронизацией звука и изображения и на непривычный американский выговор голливудских звезд, приобрели огромную популярность. Были сняты первые цветные фильмы. Шотландец Джон Грирсон стал снимать неигровые картины и, по легенде, изобрел выражение «документальный фильм» (documentary). Британское кино многим обязано венгерскому иммигранту Александру Корде, который разочаровался в Голливуде и, узнав об «Акте о кинематографических фильмах», разумно предположил, что если снимать не однодневки, а качественное кино, это может поднять всю британскую киноиндустрию. Его компания «Лондон Филмз» продюсировала множество выдающихся картин, включая «Пламя над Англией» (из елизаветинских времен, с Лоуренсом Оливье и Вивьен Ли), «Московские ночи» (любовная драма времен Первой мировой войны, тоже с Оливье), «Алый первоцвет» (экранизация авантюрно-исторического романа Баронессы Орци) и «Багдадский вор» (по мотивам арабских сказок; во время Второй мировой войны Корда подарил права на прокат «Багдадского вора», «Леди Гамильтон» и «Книги джунглей» советским союзникам, и они имели бешеный успех в СССР).
В 1937 г. британское кинопроизводство поразил кризис, и в новых обстоятельствах государство стало поощрять качество, а не количество фильмов, а также обратилось к американским инвестициям в местную киноиндустрию, что привело к ряду успешных совместных проектов. О размахе индустрии и всеобщего увлечения кинематографом говорит тот факт, что в течение 1939 г. в Великобритании был продан почти миллиард билетов в кино.

ДЕТИ

В 1920-е годы британское общество стало пересматривать отношение к детям — никогда еще им не уделяли столько внимания в национальном масштабе. Поколение, пережившее войну, считало, что именно с помощью правильного воспитания детей можно создать новый, более счастливый мир. Поскольку в обиход вошла контрацепция, в семье рождалось гораздо меньше детей, а благодаря успехам медицины родившиеся дети чаще выживали. Женские журналы печатали бесконечные советы по уходу за младенцами, появился отдельный стиль детской одежды (детей перестали одевать как маленьких взрослых), выходили учебники по воспитанию.
Именно в эти годы в Англии вошел в моду фрейдизм и появилось множество психологов, психоаналитиков, врачей и педагогов, которые давали родителям разнообразные и подчас противоречивые советы. Большим авторитетом пользовался доктор Труби Кинг, который не уставал писать о том, как важно не баловать детей, ни в коем случае не портить их лаской, неукоснительно соблюдать режим и рано приучать к горшку; он также считал, что женское образование опасно для нации, так как мешает женщинам выполнять свое жизненное предназначение (авторитет Кинга существенно упал в 1930-е). С другой стороны, было немало специалистов, которые предупреждали о хрупкости детской психики и о том, к каким травмам может привести раннее подавление либидо.
В викторианский период отношение к воспитанию было проще и опиралось на нехитрую максиму: «Детей должно быть видно, но не слышно» (британская суровость к детям всегда поражала европейцев с континента). Воспитание обычно было довольно строгим, родители виделись с детьми мало, оставляя их на попечение нянек (в бедных семьях старшие дети заботились о младших). Мальчиков в обеспеченных семьях отправляли в школы-интернаты, девочки получали домашнее образование с гувернантками.
Разлучение детей и родителей не рассматривалось как трагедия: если отец семейства работал в Индии, то сына вполне могли отослать в одну из школ в Англии, после чего он не виделся с родителями несколько лет. Некоторые благотворительные организации, такие как Армия спасения, организовывали отправку детей бедняков в отдаленные части Британской империи — например, в Канаду. Считалось, что это спасет их от нищеты и морального разложения, хотя в лучшем случае они становились дешевой рабочей силой на фермах.
Эти взгляды и практики во многом оставались актуальными и в XX веке — во время Второй мировой войны сначала стали эвакуировать детей в Америку, но после того, как один из кораблей, на котором плыли дети, разбомбили, этот путь стал считаться опасным. Потом детей стали отправлять в сельскую местность, и они часто страдали от разлуки с близкими (многие родители вскоре забрали детей обратно).
Суровый спартанский режим английских школ тоже подвергся критике в межвоенный период. Началось движение за реформирование школьного образования, у которого было три основных пункта: совместное образование девочек и мальчиков, отсутствие наказаний и развитие естественных склонностей ребенка. Появились совершенно новые типы школ, где детям разрешали делать буквально все, что взбредет им в голову, — одну из таких школ основал известный математик и философ Бертран Рассел со своей женой Дорой. Они считали, что школа нужна не столько для того, чтобы давать знания, сколько для того, чтобы воспитать «свободную личность».
Тем не менее большинство школ работали по старинке: в ходу были телесные наказания, левшей заставляли писать правой рукой. Эта участь постигла несчастного герцога Йоркского (и, возможно, усугубила его заикание).

МЕДИЦИНА

В XIX веке медицина совершила резкий рывок вперед — можно даже сказать, родилась заново. Наркоз и учение о микробной природе инфекционных болезней — это, пожалуй, самые важные медицинские открытия XIX века: благодаря им далеко вперед продвинулась хирургия. Наркоз дал хирургу возможность выполнять обширные полостные операции, не опасаясь погубить больного болевым шоком, а учение о микробах и сопутствующее ему учение о профилактике заражения операционных ран — асептика и антисептика — резко снизили смертность от послеоперационных нагноений. Другой крупнейший теоретический прорыв века: клеточная теория Шванна и Шлейдена и приложение ее к медицине Рудольфом Вирховом — навсегда изменил облик патологоанатома, который с тех пор стал неразлучен с микроскопом и превратился в главного эксперта по механизмам развития болезней.
Межвоенный период, в свою очередь, обогатил медицину несколькими важными достижениями. В начале двадцатых был открыт инсулин и появилась возможность лечить сахарный диабет первого типа, прежде убивавший больных детей за один-два года. Резонанс этого открытия был настолько велик, что уже в 1923 г. канадца Фредрика Бантинга и шотландца Джона Маклауда наградили за него Нобелевской премией. Кроме того, в межвоенные годы произошла настоящая революция в борьбе с инфекционными заболеваниями. Еще до Первой мировой появился первый эффективный противосифилитический препарат — сальварсан, и если в литературе XIX века попадаются персонажи с поздней стадией сифилиса, то теперь сифилис вылечивают на ранних стадиях. В 1928 г. шотландец Александр Флеминг открыл пенициллин — чрезвычайно эффективный на то время антибактериальный препарат, массовое производство которого удалось наладить лишь к началу 1940-х. А в 1930-х появились другие противомикробные средства — сульфаниламиды. Таким образом, врачи получили мощное оружие для борьбы с пневмониями, менингитами, туберкулезом, родильной горячкой (послеродовым сепсисом) и другими смертельно опасными заболеваниями, а позднее, во время Второй мировой войны, — и с гнойными раневыми инфекциями.

ВРАЧИ, ХИРУРГИ, АПТЕКАРИ

К середине XIX века существовала четкая социальная структура, которая делила членов медицинской профессии на три группы, принадлежащие, соответственно, к Королевской коллегии терапевтов (The Royal College of Physicians), Королевской коллегии хирургов (The Royal College of Surgeons) и Обществу аптекарей (The Society of Apothecaries). Врач-терапевт делал «чистую» работу — осматривал больного и прописывал лекарства («джентльмен не режет джентльмена»); он мог стоять достаточно высоко на социальной лестнице, часто был выпускником Оксфорда или Кембриджа; экзамен в Королевской коллегии терапевтов проходил на латыни. К врачам обращались только богатые пациенты; к слугам вызывали аптекаря. Аптекарь не только готовил лекарства по указанию врача, но мог сам давать медицинские советы — это было разрешено специальным Законом об аптекарях 1815 г. К хирургу обращались представители всех социальных слоев, когда нужно было сделать операцию, вправить вывих, перевязать рану. Хирург работал руками, что было недостойно джентльмена; его работа, как и работа аптекаря, считалась ремеслом, обучались ей тоже как ремеслу — в учениках у специалиста. В давние времена обязанности хирурга выполнял цирюльник.
К концу XIX века упорядочилось медицинское образование, появились врачи общей практики (general practitioners), которые сочетали умение работать руками со знанием лекарств. Социальная грань между терапевтами и хирургами к XX веку в большой степени стерлась; престиж хирурга во время войны был чрезвычайно высок. И все-таки профессиональное разделение оставалось ощутимым: хирурга по-прежнему называли не «доктор», а «мистер».

ЖЕНЩИНЫ В МЕДИЦИНЕ
Традиция отводила женщине в медицине две роли: акушерки и медицинской сестры. С давних времен медицинскими сестрами были монахини: их доброта, внимание и нежное обхождение должны были облегчить страдания больного, — но в XIX веке положение стало меняться: медсестра превращалась постепенно в помощницу врача, ее работа становилась все более светской, диктовалась достижениями науки и специальным сестринским образованием; религиозная составляющая отступила на второй план. Появление сестринского образования связывают с именем Флоренс Найтингейл.
С началом Первой мировой войны огромное количество девушек записалось в отряды добровольной помощи (voluntary aid detachments, сокращенно VADs). Они работали на заводах, производивших боеприпасы, шили обмундирование, водили автомобили — но больше всего среди них было медсестер. Добровольцам не платили за работу, но возмещали расходы на жилье, питание, форму и тому подобное. Сестры сами нашивали красный крест на белые передники, поэтому кресты были разного размера и оттенка. Некоторые специально застирывали свой крест, чтобы казаться более бывалыми и опытными. Профессиональные сестры в госпиталях относились к добровольным помощницам настороженно и нещадно их муштровали. Профессиональные медсестры, кивая на необученных девушек, решительно заявляли, что профессия медсестры должна регулироваться общенациональными стандартами. В результате после войны сестринское дело как медицинская профессия окончательно отделилось от простой «заботы о больных». В 1920-е гг. ввели обязательное профессиональное обучение и регистрацию медсестер, а с 1925 г. — государственные экзамены.
С середины XIX века женщины начали бороться за право получать высшее медицинское образование: довольствоваться лишь ролями акушерки или медсестры они больше не хотели. Борьба эта приняла характер настоящей подковерной войны, с тактическими хитростями с обеих сторон. В 1874 г. появилось Лондонское женское медицинское училище — первое учебное заведение в Англии, где стали готовить женщин-врачей. В 1876 г. в парламенте был принят закон, разрешающий британским университетам давать выпускницам дипломы. Постепенно во всех медицинских специальностях стали появляться женщины-врачи, хотя даже в межвоенный период некоторое предубеждение против них все еще сохранялось. Достаточно сказать, что до 1950 г. женщины на военно-медицинской службе не могли получать офицерские звания, что до 1944 г. сохранялись медицинские факультеты, куда принимали либо только юношей, либо только девушек, и что даже на тех факультетах, где велось совместное обучение, допустимое количество девушек иногда ограничивали одной третью от общего числа студентов.